По маленьким дорожкам - Татьяна Мищенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, что-то в этом роде…
– Вам категорически нельзя пить! – патетично воскликнула Елизавета Петровна. – Алкоголь разрушит вашу личность. А ведь вы такой молодой!
«Ну, начинается!», – подумал Ермолай печально. «Вот ведь язва, ну не хочешь денег давать, – не давай. Сейчас ещё воспитывать начнёт! Зря я сюда припёрся, надо было в ломбард идти. Во всяком случае, там никто бы не читал нотаций».
Елизавета Петровна говорила долго и нудно. Ермолай стоически слушал, держась из последних сил.
– Для чего вам нужны деньги? – поинтересовалась моралистка.
Ермолай не ожидал, что нудное бухтение закончится когда то, и застигнутый врасплох, ответил правду:
– Вовку накормить.
На не опохмелившуюся голову посыпался град вопросов. Не в силах противостоять натиску, Лопухов выложил всё начистоту.
– Бедный ребёнок! – запричитала Елизавета Петровна. – Как он страдал! Один, без отца и матери! Надеюсь, вы поможете ему?
– Но ведь я не совсем уверен, что это мой сын, – возразил Ермолай.
– Но и доказательств обратного, у вас тоже нет. Или я что-то неправильно поняла?
– Вы всё правильно поняли, – совсем скис претендент на отцовство. – Только я не знаю, что мне делать.
– Конечно, выяснить правду! Для начала нужно найти мать ребёнка. Уж она то должна знать, кто зачал дитя.
Ермолаю совсем не хотелось искать мать этого несчастного ребёнка. Ну, найдёт он её. А вдруг выясниться, что это действительно его сын? И что дальше? Платить алименты? Мужики из последних сил уклоняются от этой обязанности, а он сам по собственной инициативе повесит хомут на шею. Лопухов скривился от этой мысли и решил несколько охладить пыл чадолюбивой бабули:
– Думаю, его нужно обратно в детский дом сдать. Может эта баба Галя, умом тронулась, вот и наплела не весть что. К тому же ребенка уже наверняка ищут. Если выясниться, что я тайно удерживаю его у себя в квартире, мне не поздоровиться.
– Но ведь никто не узнает! Пока вы будете выяснять обстоятельства дела, Вовочка поживёт у меня. Канделябр ваш я покупаю, следовательно, деньги, для того чтобы начать поиски у вас будут. Ну, так что, спасём совместными усилиями хоть одну детскую душу?
– У меня машина сломалась, вторую неделю в ремонте, – нашел, как ему казалось вескую причину, Ермолай.
– Возьмёте машину моего мужа! – обрадовалась Елизавета Петровна. – Машина в очень хорошем состоянии, Костя на ней практически не ездил. Так что транспортным средством вы обеспечены! Я сейчас позвоню своему знакомому юристу, он вмиг доверенность на ваше имя оформит. Надеюсь, права у вас ещё сохранились?
И, не откладывая дело в долгий ящик, деятельная соседка принялась тыкать кнопки телефона.
«Права то у меня сохранились, а вот ты бабуля, напрасно суетишься насчёт документов, видел я это „ведро“. Ни один дорожный инспектор, будучи в здравом уме и твёрдой памяти, не остановит автомобильного урода. Хотя может и остановит, из жалости, чтобы денег дать», – тоскливо размышлял Лопухов, но вслух ничего не сказал. Он понял, что никакие уговоры и вразумления, не заставят Елизавету свернуть с намеченного пути. Она прям-таки светилась от счастья. Но из извечного мужского упрямства, уже практически смирившись с поражением, он всё же решил немного покуражиться. Авось удастся переубедить Елизавету, и тогда опять можно жить в своё удовольствие. Но резкий сверлящий звонок в дверь, вмешался в планы утописта.
– Будьте любезны, откройте, пожалуйста, дверь, – прикрывая телефонную трубку рукой, попросила Елизавета Петровна.
– Ты жив! – воскликнула молодая женщина, едва Ермолай распахнул дверь.
И не успел Лопухов хоть что-нибудь сказать, бросилась к нему на шею, и залилась слезами.
Сквозь бурные рыдания слышались признания в любви и готовность пожертвовать жизнью ради него. Ермолай оторопел. Конечно, он привык к тому, что женщины вешаются к нему на шею в прямом и переносном смысле. Но чтобы вот так, не испытав телесных наслаждений, горячечных поцелуев, душевного томления, сладкого головокружения, без всяких усилий с его стороны, даже не зная его, – это впервые.
Кстати, что она там орала? Жив ли он? Как не самовлюблён был Ермолай, но всё же понял, что скорей всего его с кем-то перепутали. «Однако этому мужику жутко повезло», – думал Лопухов, милостиво позволяя девушке нежить себя. «Девчонка влюблена как кошка и, похоже, действительно готова отдать за любимого свою жизнь».
Молодая особа так страстно прижималась, что у Ермолая возникло вполне естественное мужское желание (и это несмотря на тяжёлое похмелье). Дабы не усугублять положение, так как понимал, что вряд ли желание реализуется в обозримом будущем, не без труда отцепил от себя молодое упругое тело. И хриплым от пережитых ощущений голосом, он представился:
– Меня зовут Ермолай Лопухов.
Девушка, чуть отступив назад, потянулась рукой к выключателю. Вспыхнул яркий свет, и любвеобильное создание, не мигая, уставилось на Лопухова. Насмотревшись вдоволь, закрыв лицо руками, девушка тихо сползла по стене, и вновь зарыдала. Привлечённая дикими воплями, в коридоре образовалась Елизавета Петровна.
– Алиса! Что здесь происходит?
Алиса, поддав газу, заревела ещё громче и отчаяннее.
– Алиса! Прекрати истерику! Немедленно говори, что случилось!
Похоже старушке не свойственна сентиментальность. Она даже не попыталась утешить внучку, а сразу приступила к допросу.
– Я его убила! – вымолвила наконец Алиса.
Только теперь Ермолай разглядел девушку как следует. Всклоченные серо-буро-малиновые волосы, вместо лица – красный сопливо-слёзный блин. Белые летние брюки её были до колен забрызганы грязью. Не менее грязная, когда-то тоже белая футболка, больше походила на половую тряпку. Поверх футболки надета кожаная куртка, размеров на пять больше чем полагалось. Но самым примечательным было то, что на ногах Алисы отсутствовала обувь. Однако, несмотря на неприглядный внешний вид, девушка всё же обладала шикарными природными данными. Мордашку то сейчас конечно не идентифицировать, а вот фигурка очень даже выдающаяся. И грудь такая великолепная – четвёртого размера, не меньше, тоненькая, подростковая талия, да и ножки удались – длинненькие такие, ладненькие. Сколько ей лет? Двадцать пять? Двадцать семь? Ну что то около того.
Пока Ермолай без стеснения пялился на девушку, абсолютно проигнорировав её реплику насчёт убийства, Елизавета Петровна успела сноситься на кухню и накапать каких-то вонючих капель. Вернувшись, она приказала внучке успокоиться и принять лекарство. Как ни странно, Алиса подчинилась. Выдохнувшись, наконец, она стала похожа на спущенный резиновый мяч. Рыдания теперь прорывались в виде единичных конвульсивных всхлипов, взгляд остекленел, тело безвольно обмякло.
Однако Елизавету Петровну не смутило то обстоятельство, что внучка впала в прострацию.
– Вставай! – приказала «сострадательная» бабушка.
Ермолай лишний раз подивился выдержке и самообладанию этой женщины. Алиса подчинилась, и под штурманские команды авторитарной родственницы, проследовала в комнату.
– Говори, кого и почему ты убила? – едва Алиса рухнула в кресло, потребовала Елизавета.
– Ба, я не могу говорить. Можно я посплю? – бесцветным голосом попросила Алиса.
– Нет! Сейчас ты всё расскажешь, и уж потом, может быть, я позволю тебе поспать.
– Ладно, чёрт с тобой, – без всякого впрочем, раздражения, согласилась страдалица.
– Это что за выражения! Ты хоть думаешь иногда что говоришь? – не на шутку рассердилась Елизавета Петровна. – Учти, ещё одно такое высказывание, и я выставлю тебя за дверь.
Но Алису не так то просто было сбить с толку:
– Меня скоро арестуют, так что выставишь ты меня или нет, не имеет никакого значения.
– Ты, скажешь, в конце концов, что произошло? – заорала не своим голосом Елизавета Петровна.
По этому отчаянному крику Ермолай понял, что бабуля всё же не лишена человеческих эмоций и естественным образом волнуется за свою непутёвую внучку. По-хорошему ему нужно было уйти, предоставив возможность родственникам самим выяснять отношения. Но он упрямо не покидал квартиру, в надежде услышать душещипательную историю.
– Я убила Никиту.
– Этого прощелыгу с которым ты последнее время жила?
– Да. Но он не прощелыга.
– Ну, я так и знала, что дело добром не кончиться! – словно обрадовавшись, воскликнула Елизавета Петровна. – Я ведь тебе говорила, что это очень нехороший человек. Говорила или нет? Он злой, заурядный, глупый, жадный, завистливый, к тому же ленивый и похотливый.
– Хватит читать нотации! – выйдя из анабиоза, закричала Алиса. – Я же сказала, его больше нет!
– Но ведь теперь у меня и внучки не будет! Ты хоть понимаешь что это не шутки? Тебя осудят, и отправишься ты милая моя, в женскую колонию общего режима. Господи! Что будет с отцом, когда он узнает?! Ведь за убийство дают… Сколько дают за убийство Ермолай?
